|
Смерть героя Находясь по жизни В кольце врагов, Уходя в подполье Или за облака… (Из репертуара группы «Кранты») ............................ Когда выстрел – сигнал к атаке, Когда тело готово к драке Все напутствия будут простыми Эти парни умрут молодыми (из сочинений Татьяны Кириченко http://www.stihi.ru/author.html?kitania ) Геринг позвонил, когда до трёх часов ночи оставалось не больше семи минут. – Ленка, я жду тебя у каменной крошки, подходи сейчас же. – Геринг не отличался «тактичностью» (мерзкое качество, заменяющее интеллигентным шудрам вежливость) – но никогда не дёргал людей без нужды. Ленка знала это, и потому не стала задавать глупые вопросы – к тому же Геринг уже повесил трубку, полагая, что сказал достаточно. Стараясь не шуметь, она оделась, зашнуровала гриндерсы и прицепила на пояс кобуру с УДАРом. Дверь комнаты родителей отворилась. Ч-чёрт, только задушевной беседы сейчас не хватало!.. – Куда это ты собралась? – зевая, поинтересовалась заспанная матушка. – Смотри, дождь всю ночь, то утихнет, то опять принимается. – По делам. Мам, извини, я спешу, меня ждут, и на дождь мне плевать. – Знаю я, какие у тебя дела. Я не понимаю: ну ладно – парни, но ты-то куда лезешь… гауляйтер в юбке? – Мама, повторяю: я ОЧЕНЬ спешу. Некоторое время две женщины смотрели друг на друга. Как часто бывало в последнее время, мать с горечью подумала, что дочь становится чужой. Было бы проще, если бы она скандалила, скрытничала, запиралась, отмалчивалась – словом, вела себя подозрительно. Тогда можно было бы применить традиционные родительские репрессии и «помочь, если во что-то вляпалась». Но Ленка вела себя с родителями не лучше и не хуже, чем любая другая девушка её возраста. Партийные свои дела она не скрывала – напротив, охотно о них рассказывала (и если и молчала о чём-то, то родителям было невдомёк, что она рассказывает не всё). Но мать безуспешно пыталась постигнуть, что же движет дочерью и её друзьями. Стремление найти «свою стаю», юношеская неудовлетворённость миром, обострённое чувство справедливости, жажда приключений? Всё правильно – и что-то ещё, непостижимое. Ленка (для своих – Фройляйн) подумала, что отец уехал в командировку, а жаль – ей бы очень пригодился его «калькулятор для окончательных расчётов» – кустарный пистолет, переделанный из стартового. Отец сказал бы ей – «ненормальная, вся в меня» – и скорее всего дал бы пистолет, пару раз давал (и ещё как-то раз Фройляйн брала ствол без спросу). Отец не то чтобы одобрял её занятия, но ворчал реже, чем мать. Иногда, правда (под действием алкогольных паров), фатер начинал «наезжать» на своенравную дочку, задавая риторические вопросы типа «так вы коммунисты или фашисты?» и «на хрена вам всё это надо?». Но в адекватном состоянии политические диспуты протекали более конструктивно, хотя заканчивались традиционным признанием, что она уже взрослая девушка и сама разберётся. К тому же отец не возражал против её общения с Герингом (мать признавалась, что ей было бы комфортнее, если бы дочурка нашла себе «мальчика» поспокойнее). Отставной капитан танковых войск (Ленка родилась, когда папочка геройствовал в Афгане, откуда вернулся с медалью, но без одного глаза) мечтал о сыне, но жена смогла родить одну-единственную дочь. Дочка, к вящему удовольствию отца, выросла «бой-девчонкой» и подыскивала себе кавалеров под стать, и по поводу Геринга отец сказал историческую фразу: «лучше отморозок, чем слюнтяй». – Мам, я пойду. Всё будет в порядке. Через десять минут она была в парке, возле статуи девушки, изваянной из туфа в натуральную величину. Они с Герингом называли её между собой «каменная крошка». – Я здесь. – Геринг неслышно вышел из сумрака. – Пошли. – Она пошла за ним по едва заметной в темноте тропинке. Под ногами чавкала грязь. Шуршали капли, падая с веток, шумел ветер, и казалось, что по лесопарку кто-то крадётся, что между деревьев скользят какие-то тёмные фигуры. Ленка зябко передёрнулась, стараясь стряхнуть наваждение. Геринг молчал, и она решила спросить его о цели встречи. Геринг не замедлил с ответом. – Мне нужна твоя помощь. Надо рвать когти с присвистом. Я одного пидора грохнул, но и меня пропалили. – Ты уверен? – В том, что завалил – да. Можно седьмой абшуссбалкен набить. И ещё я спалился на этом деле. Ленка усмехнулась, вспомнив, как несколько раз спрашивала Геринга, что за странные ромбики вытатуированы у него на плече чуть ниже «лимонки». Оказалось, они несут ту же смысловую нагрузку, что и зарубки на прикладе снайперской винтовки или звёздочки на фюзеляже самолёта. Нечто подобное она и предполагала… Вслух же она сказала: – Можешь рассказать, что случилось? – Могу, – сказал Геринг. – Позвонил мне этот выкидыш Кашкин, журналист пидорковатый, ты его помнишь. Договорились о встрече в тошниловке «У Рустама»: якобы интервью хочет взять в непринуждённой обстановке. Я пришёл за пять минут до времени, его нет. Думаю, настолько в пассивные игры заигрался, что стал, как капризная девка, на встречи опаздывать. А за соседним столиком сидят трое уродов, и с ними ниггер. И на меня косятся. Стоило мне отвлечься, ниггер стул ко мне пододвинул, сел рядом говорит – хай, бэби, ай вонна мэйк лав виз ю – и пытается меня за шею лапать. А двое уродов это на камеры снимают… – А, чёрт… Ты слышал? – Что? – На шаги похоже. – Да нет, тебе кажется. – Всё равно ори потише. Ну и что же дальше было? – Ну… чёрный так удачно сел, что я ему правой с разворота челюсть вынес. Те трое повскакали, а я одному – стулом по башке, второго – по башке бутылкой, а сам – в дверь. – А кого же ты завалил? – Ах, да… Бутылку я раскокал, а когда третий на меня прыгнул, я ему «розочку» в рожу ткнул, а потом, когда он за глаза схватился и заблажил – в горло. – Ты бутылку там сбросил? – Нет, конечно, я что, дурак?.. Через три квартала в помойку швырнул. Да всё равно. Это же подстава, Ленка, понимаешь? Кашкин специально меня туда вызвонил, сам, сука, не пришёл, а послал этих козлов. – Хорошо, я хоть камеры им раскокал, - удовлетворённо добавил он через некоторое время. – Так, и что теперь? – Нужны деньги. Чем больше, тем лучше, потому что побегу далеко. Они, пидоры, думают, что я сейчас с повинной пойду. Хрен там. Лучше в песках бразильской тундры сдохну, чем в расейской тюряге буду «пыжа» отбывать. – Я с тобой, – просто сказала Ленка. – Нет. Останешься здесь и будешь докладывать обстановку. Кстати, надо обсудить, как будем держать связь. Если всё в порядке, сам вернусь через пару месяцев. А если нет, так я тебя сам позову. А вместе поедем – можем вместе спалиться. - Уже спалились! Стоять, уголовный розыск! В глаза ударил яркий свет от двух фонарей. Кто-то рванулся в их сторону, треща кустами. «Это не менты! Это те уроды!» – заорал Геринг. Фонарь закувыркался – видно, нападавший выронил или бросил его. Ленка заученным движением выхватила из кобуры УДАР и несколько раз надавила на спусковую скобу. Жгучие струи унеслись в темноту и захлестнули кого-то из врагов – он визгливо выругался и неразличимой массой опустился на землю. Геринга рядом не было, но поблизости доносились звуки схватки, трещали кусты, глухо и страшно звучали удары, достигавшие цели. Невидимые бойцы яростно месили друг друга. Фройляйн отшвырнула бесполезный УДАР и пнула скорчившуюся тень, затем ещё и ещё, наконец попала удачно в голову, и враг распластался по земле. Что-то брякнуло и прокатилось под ногой – Фройляйн нагнулась и подхватила металлическую трубу. Наверное, её обронил тот, которого она подбила из УДАРа. Со стороны, где рубился Геринг, раздался вопль. Кто-то чужой орал от внезапной очень сильной боли. «Ну, что уши прижали, суки?!.» – ревел в темноте Геринг. «Наша берёт», – подумала Фройляйн и бросилась помогать Герингу. Плохо различимая в темноте фигура встала перед ней. Фройляйн шарахнулась в сторону, «прочитав» удар, но дубина противника догнала её на излёте и обдала голову ослепительной болью. Девушка «поплыла», но чудом удержалась на границе сознания, отпарировала второй удар и сама чиркнула противника концом трубы по колену. Человек зашипел от боли и злости и нанёс ещё один удар – незатейливый, но страшной силы. Ленка в последнюю секунду сблокировала удар обрезком трубы, но не удержалась на ногах и покатилась кувырком. Падая, она на секунду потеряла сознание. Когда она очнулась, то не сразу поняла, что означает темнота и тишина вокруг. Память со скоростью модемного соединения, загружающего сложную страницу, вырисовывала недавние события: телефонный звонок, бег по ночному городу, разговор с Герингом и, наконец, страшную драку в темноте. – Геринг! – позвала она слабым голосом («о, чёрт, как болит голова!»). – Геринг, ты где? – Слава Богам, жива! – Плохо различимый Геринг рывком поставил её на ноги. – Тебе не очень досталось? А я одному уродцу ручонку сломал. Об колено, как хворостину! Слышала, как он завопил? – Нет, со мной всё в порядке. Я одного забила… он должен здесь лежать… – Да ну? – Ленка, хотя и было темно, видела воочию, как рожа её милого друга расплывается в донельзя довольной ухмылке. – Ай да герои, ай да антифа! Сбежали, а кента своего бросили. Где он? А-а, вот эта куча дерьма! – Геринг размахнулся и вместо приветствия пнул бесчувственное тело. – Сейчас ты, петушок, запоёшь на три голоса… если ещё не сдох. Что-то ноль реакции. Ленка, ты его не совсем забила? - Не знаю… ГЕРИНГ! - Что? - У тебя же кровь по голове хлещет, ты что, не чуешь? - Вот сучонок! Всё же достал на прощание! Ах ты… - Тут Геринг выдал такую сочную тираду, пересыпанную парасексуальными терминами и богохульствами, что Ленка прыснула. Она подумала, что если бы пожелания Геринга сбылись хотя бы наполовину, неизвестному антифашику пришлось бы заказывать новую задницу… Это были его последние слова. Геринг неожиданно запнулся и неловко присел на землю, привалившись спиной к мощному стволу дуба. «Ты что?» – спросила Ленка, но ответа не услышала. Дыхание Геринга становится неглубоким и редким, он неумолимо угасал у неё на глазах. Шуршали капли, падающие с листьев, зловеще шумел ветер в вершинах деревьев, и казалось, что вокруг роятся бесплотные тени, проникшие сквозь ворота между мирами, только что открывшиеся для умирающего. Сейчас они возьмут его и уведут с собой – навсегда. В последнем исступлённом порыве она бросилась к нему, обняла, пытаясь удержать здесь, на этой земле, поделиться жизненной силой. При этом она нечаянно задела кровоточащую ссадину на виске. Она в испуге отдёрнулась; Геринг шевельнул губами, то ли пытаясь улыбнуться, то ли сказать что-то, и положил ей на шею холодеющую руку. Через некоторое время Фройляйн поняла, что обнимает труп. В тот момент, благодаря спасительной силе шока, она не чувствовала ни страха от присутствия Смерти, ни горечи от потери. Она поцеловала Геринга в неостывшие губы, осторожно сняла с себя его руку и поднялась. «Прощай, милый», – прошептала она. Затем подобрала обрезок трубы, подошла к бесчувственному телу врага, замахнулась – и обрушила удар. Полуживое тело отозвалось еле заметным трепетанием и слабым стоном, и тогда она, захлёбываясь от рыданий и истерического хохота, ударила ещё и ещё, била по рёбрам, по голове, так что ошмётки плоти летели во все стороны, наконец, отбросила трубу и, опустившись на землю между двумя мертвецами, дала волю слезам. Через некоторое время пошёл дождь. Глава 2 >>> |
